Надоедливый перестук капели за окном она слышала на удивление четко. Все прочие звуки уже давно с трудом пробивались через преграду старческой глухоты. Но вот этот четкий ритм: раз-два-три, раз, раз-два-три, раз, - совпадал, наверное, со стуком её сердца и потому пробивался через глухоту.
За окном была весна. Самая ранняя, еще мало похожая на праздник жизни, что будет буйствовать через пару-тройку недель. А пока она видела за окном только слегка присевшие от солнца сугробы, да грязно-серую пластину льда на пруду. «Там, на улице, должно быть холодно еще, - подумала она, и поежилась, вспоминая стылость мартовского воздуха. Она уже давно не выходила на улицу. Да что там, она и по собственной квартире передвигалась с трудом. Комната сына стояла закрытой, она не заходила туда уже давно, как и в маленькую комнату. При жизни мужа эта комнатка громко и торжественно именовалась кабинетом, а после его смерти там царила пыль и духота.
- Пылищи там, небось, - пробормотала старуха. – Ничего, главное тут чисто.
В комнате и на кухне было действительно чисто, их убирали раз в неделю две женщины, что прикрепил к ней банк. Они же приносили продукты и лекарства. Год назад она, измотанная одиночеством, болями и страхом, заключила договор с банком – они за ней ухаживают, а после её смерти забирают себе квартиру. Договор пугал старуху, она боялась, что останется на улице, или, как стращала соседка Раиса, её сдадут в дом престарелых. Но вышло все не так. Хорошо вышло. Ей больше не надо было таскаться в сберкассу, выстаивать там очереди, чтоб заплатить по счетам. И по магазинам ходить тоже не надо – все принесут, что бы она не заказала. И врач приходил раз в неделю, да не замотанный участковый, а из банковской клиники, вежливый, внимательный, с ласковым взглядом и теплыми руками. Все получилось даже лучше, чем она надеялась.
Бытовые проблемы решились, а одиночество осталось. Но тут уж ни какой банк не поможет.
Капель стихла. Старуха подошла к окну и устроилась в кресле мужа. За окном быстро густел синий сумрак. Наступало самое любимое время старухи. Она не зажгла света в комнате, ожидая ежевечерних чудес.
Сумерки незаметно перетекли в вечер. За окном стали зажигаться огоньки в домах напротив. Потом разом вспыхнули фонари в парке. Они засверкали желтым, голубым, белым светом, сразу превратив парк в таинственный черный лабиринт. Старуха уселась поудобнее и бросила взгляд на часы. До главного события вечера оставалось две минуты. Она полюбовалась на переливы огней в центральной части парка и устремила свой взгляд дальше. Там, за прудом, у самой кромки леса чернела парашютная вышка. Громадное, в семь этажей, металлическое сооружение было хорошо видно на фоне синего неба. И вот началось! От самой земли, с трудом пробиваясь сквозь заросли кустов, веером побежали светящиеся точки. Сплетаясь в кольцо, они замигали чистым и ярким светом. «Один, два, три…» - считала старуха, затаив дыхание. На счет «Шесть» огоньки рванулись к башне и помчались вверх, оплетая столбы конструкции.
- Ага! – обрадовалась старуха, - нынче зеленый побеждает!
Зеленые светящиеся точки действительно лидировали в забеге. Они поднимались быстрее всех, да и светились ярче. Наконец огоньки достигли верха башни, и там вспыхнули ярким зеленым факелом. Отставшие желтые, красные и белые огоньки переплелись в плоской чаше, в которой торжествующе полыхал огромный зеленый шар.
Тот, кто налаживал освещение башни, явно обладал и фантазией, и вкусом. Каждый вечер все желающие могли полюбоваться за своеобразным соревнованием огоньков. И каждый раз предугадать победителя было трудно.
Старуха полюбовалась на чистый свет и перевела взгляд дальше. Там, за темнотой парка, бегущими огоньками светилась кольцевая дорога. Ей глухой ропот был едва слышен, зато быстрые дорожки огней сплетенных из света фар и габаритных лампочек сверкали ясно и чисто.
- Сегодня ясно, - громко произнесла старуха. Голос прозвучал неожиданно громко, на кухне слабой тенью эха отозвалась тишина. – Хорошо видно будет. Только бы не уснуть…
В последнее время она боялась спать. В вязкие и тягучие сновидения приходили муж и сын. Они молчали, только смотрели на неё, и это молчание пугало старуху до жути. Как и кровавое пятно на рубашке сына. Ей очень хотелось услышать голос мужа, и в тоже время она точно знала – как только он заговорит, произойдет что-то страшное.
Что бы прогнать сонливость старуха начала разговаривать сама с собой. Включать телевизор было бесполезно, она все равно ничего не слышала, только свой голос. И она говорила. Рассказывала стенам, книгам, мебели все, что с ней происходило, вспоминала прошлое. Говорила, говорила, до сухости во рту и боли в горле.
Яркая вспышка в парке привлекла её внимание.
-Странно, ведь вроде уже все закончилось? – удивилась она.
В нарушение привычного распорядка, вокруг парашютной вышки снова заплясали огни. Их движение было незнакомым, непривычным. Огни разноцветными волнами поднимались вверх и, достигнув вершины, медленно гасли. Волны двигались четко в такт капели за окном – раз-два-три, раз, раз-два-три, раз, замирая на мгновенье в темной вышине.
Старуха не заметила как начала дышать в такт танцу огней, её глаза не отрываясь следили за светом. Ей вдруг стало удивительно легко, исчезли привычные боли и тяжесть в груди. Где-то далеко зазвучала музыка. Старуха прислушалась, и, узнав давно забытую мелодию, улыбнулась.
«Дорога без конца,
Дорога без начала и конца…» - в памяти всплыли строки.
Она откинула голову и закрыла глаза. Теперь она не боялась уснуть. Давняя песня напомнила ей, что бояться не надо.
- У дороги нет начала и конца… - слабо прошептала она. – Всё правильно…
В парке ярко вспыхнули и погасли все огни, темнота разом накрыла деревья. В комнате тоже было совсем темно, только светлыми пятнами выделялись лицо и руки старухи. В темной тишине откуда-то издалека доносилась песня.
За окном была весна. Самая ранняя, еще мало похожая на праздник жизни, что будет буйствовать через пару-тройку недель. А пока она видела за окном только слегка присевшие от солнца сугробы, да грязно-серую пластину льда на пруду. «Там, на улице, должно быть холодно еще, - подумала она, и поежилась, вспоминая стылость мартовского воздуха. Она уже давно не выходила на улицу. Да что там, она и по собственной квартире передвигалась с трудом. Комната сына стояла закрытой, она не заходила туда уже давно, как и в маленькую комнату. При жизни мужа эта комнатка громко и торжественно именовалась кабинетом, а после его смерти там царила пыль и духота.
- Пылищи там, небось, - пробормотала старуха. – Ничего, главное тут чисто.
В комнате и на кухне было действительно чисто, их убирали раз в неделю две женщины, что прикрепил к ней банк. Они же приносили продукты и лекарства. Год назад она, измотанная одиночеством, болями и страхом, заключила договор с банком – они за ней ухаживают, а после её смерти забирают себе квартиру. Договор пугал старуху, она боялась, что останется на улице, или, как стращала соседка Раиса, её сдадут в дом престарелых. Но вышло все не так. Хорошо вышло. Ей больше не надо было таскаться в сберкассу, выстаивать там очереди, чтоб заплатить по счетам. И по магазинам ходить тоже не надо – все принесут, что бы она не заказала. И врач приходил раз в неделю, да не замотанный участковый, а из банковской клиники, вежливый, внимательный, с ласковым взглядом и теплыми руками. Все получилось даже лучше, чем она надеялась.
Бытовые проблемы решились, а одиночество осталось. Но тут уж ни какой банк не поможет.
Капель стихла. Старуха подошла к окну и устроилась в кресле мужа. За окном быстро густел синий сумрак. Наступало самое любимое время старухи. Она не зажгла света в комнате, ожидая ежевечерних чудес.
Сумерки незаметно перетекли в вечер. За окном стали зажигаться огоньки в домах напротив. Потом разом вспыхнули фонари в парке. Они засверкали желтым, голубым, белым светом, сразу превратив парк в таинственный черный лабиринт. Старуха уселась поудобнее и бросила взгляд на часы. До главного события вечера оставалось две минуты. Она полюбовалась на переливы огней в центральной части парка и устремила свой взгляд дальше. Там, за прудом, у самой кромки леса чернела парашютная вышка. Громадное, в семь этажей, металлическое сооружение было хорошо видно на фоне синего неба. И вот началось! От самой земли, с трудом пробиваясь сквозь заросли кустов, веером побежали светящиеся точки. Сплетаясь в кольцо, они замигали чистым и ярким светом. «Один, два, три…» - считала старуха, затаив дыхание. На счет «Шесть» огоньки рванулись к башне и помчались вверх, оплетая столбы конструкции.
- Ага! – обрадовалась старуха, - нынче зеленый побеждает!
Зеленые светящиеся точки действительно лидировали в забеге. Они поднимались быстрее всех, да и светились ярче. Наконец огоньки достигли верха башни, и там вспыхнули ярким зеленым факелом. Отставшие желтые, красные и белые огоньки переплелись в плоской чаше, в которой торжествующе полыхал огромный зеленый шар.
Тот, кто налаживал освещение башни, явно обладал и фантазией, и вкусом. Каждый вечер все желающие могли полюбоваться за своеобразным соревнованием огоньков. И каждый раз предугадать победителя было трудно.
Старуха полюбовалась на чистый свет и перевела взгляд дальше. Там, за темнотой парка, бегущими огоньками светилась кольцевая дорога. Ей глухой ропот был едва слышен, зато быстрые дорожки огней сплетенных из света фар и габаритных лампочек сверкали ясно и чисто.
- Сегодня ясно, - громко произнесла старуха. Голос прозвучал неожиданно громко, на кухне слабой тенью эха отозвалась тишина. – Хорошо видно будет. Только бы не уснуть…
В последнее время она боялась спать. В вязкие и тягучие сновидения приходили муж и сын. Они молчали, только смотрели на неё, и это молчание пугало старуху до жути. Как и кровавое пятно на рубашке сына. Ей очень хотелось услышать голос мужа, и в тоже время она точно знала – как только он заговорит, произойдет что-то страшное.
Что бы прогнать сонливость старуха начала разговаривать сама с собой. Включать телевизор было бесполезно, она все равно ничего не слышала, только свой голос. И она говорила. Рассказывала стенам, книгам, мебели все, что с ней происходило, вспоминала прошлое. Говорила, говорила, до сухости во рту и боли в горле.
Яркая вспышка в парке привлекла её внимание.
-Странно, ведь вроде уже все закончилось? – удивилась она.
В нарушение привычного распорядка, вокруг парашютной вышки снова заплясали огни. Их движение было незнакомым, непривычным. Огни разноцветными волнами поднимались вверх и, достигнув вершины, медленно гасли. Волны двигались четко в такт капели за окном – раз-два-три, раз, раз-два-три, раз, замирая на мгновенье в темной вышине.
Старуха не заметила как начала дышать в такт танцу огней, её глаза не отрываясь следили за светом. Ей вдруг стало удивительно легко, исчезли привычные боли и тяжесть в груди. Где-то далеко зазвучала музыка. Старуха прислушалась, и, узнав давно забытую мелодию, улыбнулась.
«Дорога без конца,
Дорога без начала и конца…» - в памяти всплыли строки.
Она откинула голову и закрыла глаза. Теперь она не боялась уснуть. Давняя песня напомнила ей, что бояться не надо.
- У дороги нет начала и конца… - слабо прошептала она. – Всё правильно…
В парке ярко вспыхнули и погасли все огни, темнота разом накрыла деревья. В комнате тоже было совсем темно, только светлыми пятнами выделялись лицо и руки старухи. В темной тишине откуда-то издалека доносилась песня.
Дорога без конца, дорога без начала и конца.
Свисти как птица и не жди награды.
Нет на свете тишины, только плач твоей струны,
Только вечность дарит звуки, да в груди огонь жестокий,
Твой единственный огонь
Кто подсказал эту музыку твоей душе?
Только любовь, только любовь.
Кто повторит тихим голосом твои слова?
Только любовь, только любовь.
Музыка стихла, вместе с ней смолкло и дыхание старухи. Только надоедливая капель всё стучала и стучала по металлическому подоконнику…