читать дальше30 января выдалось пасмурным и вьюжным. За окном мельтешил снег, небо было низким и казалось – протяни руку и притронешься к нему, твердому и холодному.
Больничная жизнь катилась своим чередом, с привычными делами: завтрак, процедуры. разговоры не о чем… Только бабка Полина была с утра непривычно молчалива и тиха. Она впервые за все время плохо ела и подолгу уходила из палаты, потом возвращалась, бесцельно перебирала что-то в своей тумбочке и снова уходила.
- Ты чего маешься, бабка Полина? – не выдержала Дора.
- А? Что? – вскинулась та, непонимающе глядя на женщину.
-Да с утра места себе не находишь, мечешься из палаты в коридор и обратно.
- Ничего, ничего… - непонятно ответила старуха и снова вышла в коридор.
Женщины переглянулись, но больше бабку не трогали.
После ужина, когда все устроились на своих койках, бабка тихо спросила:
- Мой ведь черед, девочки? Рассказывать… - она как-то робко обвела всех глазами.
- Твой, твой, бабуся! – весело подтвердила Агния. – Мы же договаривались – каждая должна рассказать свою историю.
- Свою… Вот то-то и оно, что свою… - вздохнула бабка. – А если… но вот как… ну…
- Да не бойся, баба Поля! – Дора ободряюще посмотрела на смещенную старуху. – Рассказывай! тебе ведь вон сколько лет! Неужто за такую длинную жизнь с тобой ничего интересного не случилось? Встречи там, или наоборот…
-Вот если только что наоборот… - вздохнула бабка.
История пятая. Бабка Полина: Прощанье славянки.
читать дальше- Слушала я вас, деточки, и радовалась – вон, как все хорошо да ладно у вас в жизни случилось… - бабка Полина шмыгнула носом, ненужно поправила на груди халат. – Даже у тебя, Мариша, несмотря на прощелыгу-мужа твоего, а я… Вот, поверите ли, весь день вспоминала – чтоб такое, нет, не вспомнила…
- Да неужели ничего в твоей жизни интересного не было? – удивилась Дора. – Тебе лет-то сколько?
- Восемьдесят пять в этом году исполнилось…
- Ну, вот видишь!
- Годы-годы… - старая женщина вздохнула и съежилась на стуле, став похожей на маленькую грустную птицу. – Только вот как быть, девочки, про что рассказывать, если жизнь у меня такая несуразная получилась. Замуж вышла, да женщиной так и не стала, детей ростила, да матерью никогда не была… Всю войну провоевала, да оружия никакого в руках не держала…
- Это как же? – удивленно спросила Дора.
- Да уж, баб Поль, ты назагадывала тут загадок! – Марина подошла к старухе и приобняв её ласково добавила. – Давай уж все по порядку…
- По порядку, говорите… Замуж я вышла 24 июня 1941 года. Мужа молодого в армию прямо из-за свадебного стола взяли. Вот так и получилось: замужней стала, а женой не успела. Всю войну я прачкой да санитаркой в госпитале проработала, сапоги и гимнастерку носила. Рядовая Кострова, полевой госпиталь шестнадцать дробь восемьдесят два. От Калуги до Берлина дошла, а оружия в руках не держала.
- А муж? – осторожно спросила Дора. – Погиб?
- Всю войну мы с ним переписывались. Его что-то, может любовь моя, хранила да берегла – ни ранения, ни царапины даже. Но вот встретиться за всю войну ни разу не удалось. Он у меня танкистом был. Победу я встретила под Берлином, а Митенька мой под Прагой. Когда война закончилась, меня не сразу из госпиталя отпустили, только осенью.
- А муж?
- Митю с его частью на Дальний Восток перебросили. Вот ведь как бывает - всю Отечественную он без единой царапины провоевал, я уже на встречу надеялась, домой вернулась и стала ждать. - И что? - спросил кто-то и женщин.
- А вот там, на Дальнем Востоке он и пропал. Получила я в декабре сорок пятого извещение: Костров Дмитрий Федорович пропал без вести во время боёв с японцами. Был бой, и во время его танк мужа был подбит, но было известно, что Митя и другие вылезли живыми. А вот больше их никто и не видел. Но я не поверила, что Митя погиб и стала ждать. Ведь в госпитале, где я работала, на всякие случаи насмотрелась: и память солдатики теряли, и домой не хотели возвращаться, те, кого покалечило сильно. И ведь не просто так ждала, нет, я писала и в часть, и в госпитали разные, потом еще в дома инвалидные. Много, ох как много я писала. И ждала, и верила: вот однажды постучится в мою дверь Митя, живой. И так я в это верила, что никаких мужчин в свою жизнь не пускала.
- Что, так всю жизнь и прожила одна? - изумленно смотрела на старуху Агния. - Столько лет?
- А как же иначе, девонька? - тихо ответила бабка Полина. - Я ведь слово дала, обещала что верной буду и ждать стану, столько, сколько нужно будет.
- Но ведь не всю же жизнь? Бабулечка, милая, но ведь нельзя же так!
- Почему же? - удивилась старуха.
- Но ведь ты живая, когда молодая была, неужто замуж не хотелось? И деток? Вот ты говорила - ты детей растила?
- Ну да, сначала племянников, а потом, когда в Москву перебралась, чужих нянчила. Много у меня таких деток было, я ведь хорошая нянька была. Мои детки до сих пор ко мне приезжают, звонят, с праздниками поздравляют.
Вот сейчас я тоже с одним мальчишечкой сижу, упросили меня, из школы его забираю, обедом кормлю, занимаюсь, пока его мамка с папкой на работе. Его тоже Митей зовут, хороший мальчик, умненький да светлый.
- Но это чужой ребеночек, баб Поль, - тихо сказала Агния. - Вот он вырастет и что? Опять останешься одна?
- Ну не могла я, девонька, слово своё нарушить. Да и всех мужчин, что в моей жизни появлялись, я с Митей сравнивала. И ни кого лучше не нашла. Только один был похожим, Петром его звали, я уж совсем согласилась замуж выйти, да только пришла домой, глянула на фотографию Мити и вспомнила, как тогда на вокзале музыка играла, голос мужа и слова его: «Дождись меня, Полюшка!» и не смогла. Объяснила все, вроде понял меня Пётр, ушел без обиды. Так и не сложилось больше ни с кем...
Голос старухи становился все тише, остальные женщины тоже молчали.
- Вот и получается, что не могу я вам ничего такого рассказать, уж извините.. Не интересная у меня жизнь была, обычная. - Бабка вздохнула, легла и накрылась тонким одеялом.
В палате стало тихо. Все молчали, обдумывая слова старухи. Агния недовольно морщилась, Дора задумчиво рассматривала потолок.
- Нет, не понимаю, - неожиданно произнесла Агния. - Ты уж меня извини, бабуля, но вот так ждать всю жизнь? И чего?
- Молодая ты, вот и не понимаешь, - сердито ответила ей Дора. - У вас, современных все просто: захотели — поженились, расхотели — разошлись. Нет, конечно и сейчас бывает такая вот верность, но уж больно редко.
- А что за музыка была, бабка? - вдруг невпопад спросила Евпраксия.
- Марш, старый, его давно уже не играют. «Прощание славянки» называется. - ответила бабка Полина. - Нынче уж небось и не помнят, что у него еще слова есть.
Она села в кровати и запела:
Наступает минута прощанья,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза».
Тоненький, дребезжащий голосок старухи звучал удивительно торжественно и трогательно. Пропев один куплет, старуха замолчала.
- Только вот жаль, что всех слов я не помню.
- А я помню, только другие. - сказала Евдоксия и запела. -
Этот марш не смолкал на перронах,
Когда враг заслонял горизонт.
С ним отцов наших в дымных вагонах
Поезда увозили на фронт.
Он Москву отстоял в сорок первом,
В сорок пятом — шагал на Берлин,
Он с солдатом прошёл до Победы
По дорогам нелёгких годин.
И если в поход
Страна позовёт
За край наш родной
Мы все пойдём в священный бой!
Слова старого марша гулко звучали в палате, им, казалось было мало места, и под их силой приоткрылась дверь в коридр. От окна, к низкому и звучному голосу Евдоксии присоединилась Дора.
Снова даль предо мной неоглядная,
Ширь степная и неба лазурь.
Не грусти ж ты, моя ненаглядная,
И бровей своих темных не хмурь!
Уже давно смолкла песня, за окном стояла глухая ночь. Спокойно посапывала Марина, ей вторила тихим подхрапыванием Дора. Евдоксия спала тихо, привычно натянув на голову одеяло, Агния даже во сне хмурила тонкие брови. Не спала только старуха. Она сидела на холодном стуле и слепо смотрела в темноту за окном, но не снег и ночь видела она - перед глазами стоял высокий парень с синими глазами и кудрявым чубом. Он улыбался и взгляд его глаз был добрым и чуточку виноватым.
- Вот видишь, Митенька, как оно все сложилось... -беззвучно прошептала бабка. - И всю жизнь мы прожили вместе, не так, как хотели, но вместе...