В макинтоше добротно-сером, на потрепанный френч надетом,
уходила старая эра — без оркестра и без лафета.
Истекала она бесследно, словно в ночь ручеек с обрыва…
Меднокрылый орел Победы и упитанный гусь Наживы
в синем небе гордо парили. Прекратились смуты и войны.
И соседи послушны были, и народы были спокойны.
Вширь и к небу росла столица. Процветало искусство в меру…
Кто б осмелился усомниться в том, что это — Вечная Эра?

Только слухи ползли упорно, пробиваясь даже в столицу
о каких-то варварских ордах, объявившихся на границе.
И, не знавшие бед-напастей, потерявшие счет медалям,
генералы жаждали власти, а чинуши — не отдавали.
И, толкаясь в толпе прохожих, самовольно уйдя с работы,
гражданин, на раба похожий, втихомолку костил кого-то.
Стало больше причесок длинных. Стало меньше в тоги одетых…
Да еще стихи и картины стали хуже, чем до расцвета.

Аромат благовонных масел в храмах сизым клубился дымом,
вечер пурпуром тучи красил над великим городом Римом.
У дворца под имперским флагом караул стоял, каменея.
…И вели на допрос бродягу к прокуратору Иудеи.

Лев Вершинин
1982, ноябрь